* * * Шёл я городом знакомым, и подвоха я не ждал. Но вдруг упали с гастронома буквы вывески "Кристалл". Отскочил я, только ахнул и прикрикнул нервам "Стоп!" Как внезапно сзади жахнул об асфальт фонарный столб. И полезло наважденье изо всех бесовских сил - нет спасенья от паденья душ, предметов и светил. Побежал я без дороги, сломя голову, вперёд, чтоб не ждать, когда под ноги рухнет с неба самолёт. Листьев сорванных охапки по ногам хлестали мне, и булыжник цвета хаки градом сыпал по спине. Кыш, костлявая! Не стоит нынче править самосуд! Сердце в пятках, пятки ноют, ветры воют, кеды жмут! Но ответили из чрева адской области земной: "Ты накликал много гнева слишком праведной душой. Пусть теперь, к итогу жизни, как возмездие само, на тебе скалой повиснет безгреховности клеймо!" И упал я, подломившись, мрак не в силах отдалить. А народ, вокруг столпившись, начал думать, как тут быть. И один с уменьем доки смог мне губы разлепить, Отхаркнувшись, начал вдохи мне искусственно вводить. Поздно, дядя! Мной примята лужа крови, камень ал, как помада, что когда-то с женских губ я не слизал. Кровь, как стыд, что я не ведал, как вино, что я не пил, как святыня, что не предал, как соблазн, что упустил. Смертный клан, меня обретший, неприятно удивлён: я, безвременно ушедший, в поминанье не внесён. Обо мне, не знавшем блуда, о чистейшем образце, много меньше плакать будут, чем о злостном подлеце! Я людей не позабавлю, став кошмаром снов и грёз. Слёз я, мёртвый, не оставлю, так как в жизни их не нёс. Гроб сколотят, шляп не снимут, и меня зароют в грязь, словно вывеску поднимут, что внезапно сорвалась. Чист, а значит, незаметен, грязных слухов не собрал. Про меня не сложат сплетен - значит, без вести пропал. Снова все грехами кроют жизнь свою, летя на дно... Ну, а я покрыт землёю, ей же, чистой, всё равно. <1978>